Это удовлетворительное для Советского Союза состояние продлится весьма недолго. В эпопею по бомбардировке урана тяжелыми и очень неприятными частицами уже включились немецкие физики и химики – Отто Ган вместе с Лизой Мейтнер и Фриц Штрассман. Этой компании в конце 1938 года удастся доказать, что ядра урана не выдерживают такого безобразия и от бомбардировки нейтронами разваливаются на более легкие осколки. У Лизы Мейтнер окажется в наличии очень шустрый племянник – Отто Роберт Фриш, который давно интересуется работой своей тетки. В январе 1939 года Фришу и Мейтнер удастся создать первую теоретическую модель деления ядер урана при бомбардировке нейтронами и впервые рассчитать энергетический выход реакции деления. В Копенгагене Фриш экспериментально проверит это предположение при помощи камеры Вильсона, подключив к опытам талантливого экспериментатора Георга Плачека. Плачек придумает и предложит схему опыта, способного доказать существование крупных осколков деления урановых ядер.
На этом деятельный племяш не успокоится и в 1940 году даст совместно с Рудольфом Пайерлсом первую оценку критической массы урана-235 для атомной бомбы, которая окажется не столь велика, как считалось ранее. Этот результат будет изложен в так называемом "меморандуме Фриша – Пайерлса", который во многом инициирует широкомасштабные исследования возможности создания ядерного вооружения. Все остальные фамилии из ее списка, которые она наковыряла за прошлый год, роясь по физическим журналам различных стран, оказались вторичны с точки зрения хронологии и не имели непосредственного отношения к инициации процесса. Все эти ученые будут привлечены к работам позже и в настоящее время никакого интереса к урану не выказывают. Итак, есть пять основных инициаторов ядерной гонки. Энрико Ферми – у этого вряд ли в скором времени получится что-то существенное. Неточная теория, которую он стремится доказать, недостаточная химическая очистка исходных материалов и многие другие мелочи, с которыми вскоре справятся дотошные немцы, еще долго не дадут ему возможность осознать правильный результат своих опытов. А вот четверку немецких физиков и химиков Отто Гана, Лизу Мейтнер, Фрица Штрассмана и Отто Роберта Фриша нужно в ближайшее время аккуратно нейтрализовать, не привлекая к ним лишнего внимания. Только после этого можно заняться Ферми. Но все нужно делать крайне незаметно. К счастью, времена наступают бурные, никто в Германии особо судьбой нескольких физиков и химиков, пострадавших от несчастных случаев, интересоваться не будет.
Потом ей пришло в голову, что Ферми и Гана грубо трогать нельзя. Слишком значимые величины в мире физики. Если они, к примеру, скоропостижно преставятся, то на оставленную ими тему бросится туча последователей, резонно полагающих, что столь известные люди ерундой бы не интересовались. Единственный вариант – содействовать тому, чтоб они занялись чем-то другим, более важным для их страны в столь неспокойное время. А к урану смогут вернуться попозже. Или нет.
Эти сведения нужно было срочно передать в Москву. Написав письмо, она на ближайшей станции отправила его заказным по московскому адресу инспекции с труднопроизносимым названием. Адрес ей дал Артузов перед самым отъездом. В письме Оля особо подчеркнула, что вся дальнейшая история Манхэттенского проекта, после этого вмешательства пойдет совсем по-другому, а любое подозрение в интересе чужих спецслужб к ученым, изучающим уран, может иметь непредсказуемые последствия. Естественно, прочитав это письмо, никто бы не понял, о чем в нем действительно идет речь. Перед отъездом ей дали выучить словарь ключевых слов и их "синонимов" для переписки. На всякий случай.
Радостная от хорошо исполненного дела, которое давно не давало ей покоя, Оля возвращалась к себе в купе, прикидывая, успеет ли дойти письмо до ее приезда в конечный пункт. Встретившийся ей по дороге один из членов комиссии обрадовал известием, что ее разыскивает Мехлис.
"Из-за кустов, как из-за стен
следят охотники за тем,
чтоб счастье было кратким"
Мелькнули в голове чьи-то слова.
– Товарищ лейтенант, что это за представление вы сегодня устроили в ресторане?
– Улучшала обслуживание советских граждан в вагоне-ресторане, товарищ армейский комиссар 2-го ранга! – Звонко отрапортовала Оля.
– Мне не нравится ваше поведение, товарищ лейтенант. Еще одна такая выходка, и вы будете отчислены из комиссии. Я надеюсь, это у нас с вами последний разговор на эту тему!
– Так точно, товарищ армейский комиссар 2-го ранга! Больше такого не повторится.
– Очень на это надеюсь, – ядовито заметил Мехлис. – Можете быть свободны. О вашем поведении я обязательно сообщу вашему начальству.
– Слушаюсь, товарищ армейский комиссар 2-го ранга!
После этого Оля практически из купе не выходила, проводя все время за книгами или своей тетрадкой. Записывать было что. Иногда они спорили с Ватутиным по поводу правильной организации укрепрайонов, размещения дотов и дзотов, организации засад и ловушек. Особо Оля не усердствовала, поскольку все свои мысли по этому поводу она уже давно отправила генералу инженерных войск Карбышеву, руководителю проекта укрепления западной границы стационарными оборонными сооружениями. Более того, она даже видела подготовленный им проект строительных работ и написала Вождю свои замечания.
Иногда они играли с Ватутиным в шахматы, и Оля постоянно объясняла полковнику, что атака на короля противника имеет смысл, только если ты позаботился о прочной обороне своей позиции. Но это не очень помогало, хотя уровень его игры рос на глазах.