Я меч, я пламя! - Страница 119

119

– Другое дело. Свободны. Я вас больше не задерживаю, молодожены. – Ехидная улыбка не сходила с его лица.

– Чем бы дитя ни тешилось, – промычала Оля себе под нос.

– Вы что-то сказали, товарищ Степанова?

– Никак нет, товарищ комиссар госбезопасности первого ранга!

– Тогда почему вы еще здесь?

Оля поставила чай, они со Степановым доели бутерброды с колбасой в гостевой комнате, от которой получили ключи у дежурного. Потом Оля постелила единственную, большую постель.

– Идем, Степанов, мыться, тут настоящая ванна есть с горячей водой. Помою тебе спинку, а ты мне.

– Не хочу, – напарник чувствовал себя явно не в своей тарелке. "Такие вот угрюмые, внешне неприветливые люди часто очень нежны и ранимы", – подумала она, а вслух сказала:

– Не бойся, не поцарапаю, там мочалка такая большая и мягкая. Я когда из Киева приезжала, тут останавливалась. Идем, видишь белье чистое, а мы на него грязными завалимся.

– Ты, это, Татьяна, будешь дальше с Ватутиным блядовать – морду набью. – "Муженек начинает строить", – мелькнувшая мысль развеселила.

– Что ты, Витенька, я ж теперь мужнина жена, я от тебя ни на шаг. То так, баловство было, для дела старалась. Теперь ни-ни. Идем мой победитель. Помоемся, а потом я тебе отдамся на этой постели в позе полного подчинения. Тебе понравится.

– Курва ты, Татьяна.

– А не понравится – разведешься. Советская власть разрешила разводы. Знаешь этимологию слова "курва"?

– Чего? – Будущий муж был как обычно хмурым и угрюмым. Никакой радости от предстоящего бракосочетания он, похоже, не испытывал.

– Ну, откуда слово "курва" пошло, знаешь?

– Нет…

– Был такой царь на Руси – Петр 1. Многих немцев привел в Россию экономику поднимать. Идут немцы по улице, увидят красивую бабу и говорят "шёне курве". Сейчас проверим, как ты знаешь язык потенциального противника. Что я сказала? – Олю сложившаяся ситуация развлекала. Она и раньше пробовала доставать молчаливого телохранителя, на что он, не понимая такого заигрывания, вставал и уходил молча. "Теперь не убежишь", – весело подумала она.

– Не учили нас такому…

– Работать над тобой, Степанов, и работать. Дословный перевод – красивые линии, используется в понимании – красивая фигура. А бедная русская женщина, живущая под гнетом царизма, думает – лается, немчура немытая. Запомнит новое слово и соседке как выдаст – курва ты, Варвара, а та от изумления и заткнется. Так и прижилось словечко немецкое. А на самом деле – комплимент.

– Болтаешь много! Не люблю я этого.

– Теперь послушай меня внимательно. Если в твою дурную голову придет мысль, что со мной можно так разговаривать, бейся ней в стенку, пока не выбьешь. За языком следи, а то вырву и в жопу засуну, глазами хлопнуть не успеешь, – ее глаза стали недобрыми. Суетившаяся по комнате девушка, наводившая уют, сразу подобралась, ее чуть наклоненная вперед фигура и опущенные руки излучали угрозу.

– Не дерись, зашибу, – но тон его был примирительным. Видно, драться со старшими по званию ему не хотелось.

– Ладно, раз просишь, пока не буду. Но кое-что покажу. В ладошки играть умеешь?

– А то.

– Ты бьешь первым. Правила помнишь? Мажешь по моей руке – ставишь свои. Потом я бью, пока не промажу. Чтоб не было совсем в одни ворота, сделаю тебе поблажку. Бью тебя по рукам пять раз, потом снова ты бьешь, пока не промахнешься, думаю, у тебя с первого раза это получится. Еще одно поощрение тебе, Витя. За каждый раз, что ты мне по руке попадешь, любое твое желание исполню.

– Болтаешь много, клади ладошки.

Промахнулся он, как она и предсказывала с первого раза. Пришлось класть свои ладони сверху ее. "Быстрая ведьма! А ладони твердые, как дерево, бьет, сцучка злая, так, что руки немеют".

– Пять. Пробуй теперь ты еще раз.

– Бей дальше, – угрюмо буркнул Степанов, бесполезно пытающийся вовремя сдернуть свои ладони от ее беспощадных ударов.

– Ты свое получишь. Бей давай, чтоб не думал, что случайно смазал.

После трех серий по пять ударов, он в очередной раз попробовал попасть по ее неуловимым рукам и ему это удалось. В азарте он еще раз хлопнул, пока до него дошло – она и не пробует оторвать свои ладони от его рук.

– Твоя рабыня готова исполнить два любых желания, о, мой победитель! – Ее голубые глаза искрились весельем, она стала похожа на расшалившуюся девчонку. Он убрал руки, отошел, и нахмуренный, молча сел на кровать. Радость потухла в ее глазах. Она, ссутулившись, села рядом.

– Все что ты сейчас видишь, это просто сон, Степанов. Короткий, счастливый сон. Через три с половиной года нам будет стыдно, что мы его поганили друг другу из-за таких мелочей. Давай не будем этого делать, а?

– А что случится через три с половиной года?

– Мы все проснемся… и поймем, как мы были счастливы. И муж – обормот, и жена – стерва, и соседи, которых хочется застрелить из нагана, мы все поймем, как это мелко, что мы делали друг другу и как нам было хорошо,… но будет поздно…

– Почему?

– По кочану… давай я тебе лучше стихи почитаю, вспомнились вдруг. Хорошие стихи…

Я опять лежу ничком

Взбешенная на постели,

Если бы вы захотели…

Стать моим учеником…

Я бы встала в тот же миг,

Слышите, мой ученик!

В золоте и серебре,

Саламандра и Ундина,

Мы бы сели на ковре,

У горящего камина…

Ночь… огонь… и лунный лик,

Слышите, мой ученик?

И безудержно мой конь,

Любит бешеную скачку,

Я бросала бы в огонь,

Прошлого за пачкой, пачку…

Старых роз и старых книг…

Слышите, мой ученик?

А когда бы улеглась

Эта пепельная груда…

119