Я меч, я пламя! - Страница 30

– Товарищ Гартц, с которым я уже обсудил этот вопрос, высказался очень положительно и с нетерпением ждет копий, которые ему будут отправлены.

– По остальным пунктам тоже высказаны очень интересные идеи, патрон с красным перцем, звучит смешно, но я не сомневаюсь что эффект будет и очень хороший. Что можно сказать. По роду своей работы я знаю, сколько денег тратит государство, покупая такие сведения у людей готовых их продать. Дорого платит. Поэтому на данный момент у меня разумных объяснений происходящему нет. Кто и с каким умыслом делится с нами за просто так такими сведениями, непонятно. Нужно дальше работать, тем более что поступающая от объекта информация полезна, хотя я не готов сказать, даже приблизительно, откуда объект ее может иметь. Одно можно сказать наверняка. Ольга пытается повысить боеспособность нашей армии при вооруженном конфликте с Германией, противотанковые средства, зенитная артиллерия и пулеметы против пикирующей авиации, ну а связь важна в любом конфликте. Если рассматривать логику ее действий, то можно сказать что она предполагает конфликт с Германией в недалеком будущем.

– Вот об этом и спросите ее в следующем письме. Теперь о ваших заданиях вытекающих из этого послания. Документация и опытный образец 40 мм зенитки Бофорс, что известно в Англии по радиолокации, наведите справки о противотанковых пулях и снарядах, нет ли схожего с тем, что нам предлагают, а если есть, то у кого. И еще – вы сегодня вернетесь к своей старой жене.

– Но, товарищ Сталин…

– Это приказ. – Взгляд Сталина отбывал всякую охоту обсуждать этот вопрос. – Вы сами настаивали товарищ Артузов, что, по возможности, на все рекомендации Ольги нам нужно реагировать. На эту среагировать проще всего. Вы что не понимаете, это послание в первую очередь мне. Спросите об этом тоже, почему вас расстреляют в 37-м.

– Так она вроде бы объяснила…

– Ерунда это, никого у нас за то, что от жены ушел, еще не расстреляли, не вижу причин начинать с вас, товарищ Артузов. Подпишите буквой "К". Перед тем как давать текст в газету, согласуете со мной. Объявление дадите через месяц. Торопиться не надо.

– Слушаюсь, товарищ Сталин.

После того как Артузов ушел, Сталин вызвал к себе Ворошилова.

– Клим, зайди ко мне, нужно кое-что обсудить по твоему ведомству, блокнот захвати.

Вспоминая разговор, Сталин улыбнулся в усы, "сейчас озадачу Клементия патроном с красным перцем, интересно, что он скажет. Надо будет Михаила взять на испытания нового оружия и предложить в танке посидеть".

***

Следующий месяц пролетел для Оли незаметно. Она успешно сдала все экзамены, получив "хорошо" лишь за русский язык, и готовилась к выпускному вечеру. На экзамены приходили представители наркомпроса, однажды даже пришел приглашенный корреспондент "Вечерней Москвы". Поприсутствовав на экзамене по химии он взял у нее интервью. Оля настояла, чтоб ее имя и фамилия были в статье изменены на Алену Пушкареву, аргументировав это тем, что статья в газете даст ей незаслуженное преимущество при вступлении в ВУЗ, а она как будущая комсомолка, этого не хочет. Корреспондент очень удивился, но навстречу пошел.

Директора две недели назад выписали из больницы и он уехал с женой из города продолжать лечение на природе. Перед выпиской с ним беседовал следователь. Директор очень смутно помнил события того дня, но при упоминании про белый картуз, отчетливо вспомнил эпизод в подъезде. Он подробно описал следователю происшедшее, уверенно заявив, что парень был ему незнаком, разглядел он его хорошо и опознает при встрече. Как выяснилось в дальнейшем, это заявление было весьма опрометчивым. Хорошо запомнились директору синие, холодные, злые глаза нападавшего и кривая улыбочка мелькнувшая на губах. Художник, работавший с потерпевшим, вскоре доложил следователю, что тот мало что помнит, воображение дорисовывает картину многими образами, каждый конкретный, естественно воспринимается как фальшивый. Кое-какой портрет они соорудили, но он, скорее всего, далек от реальности. Посмотрев на портрет, следователь расстроился. Там был изображен подросток с жестоким лицом, на губах которого змеилась кривая улыбка. Не нужно было иметь большого опыта, чтоб понять, в жизни таких персонажей не встретишь, в кино, да, так загримировать могли. Сильно бедняге по голове досталось, что такие ужасы мерещатся, грустно подумал следователь. Ему предстояло как-то разбираться с этим делом, травмы полученные потерпевшим были признаны тяжелыми. На всякий случай он передал копию портрета в школу, показать ученикам, а вдруг кто-то видел похожего типа. С удовольствием полюбовавшись на рисунок и констатировав что по такому портрету ее никто не опознает, Оля с сожалением передала его дальше, честно сказав учителю что такого страшного юношу еще в своей жизни не встречала.

На вокзал директора пришла провожать делегация учителей и лучших учеников, с цветами. Жена, верная своим принципам, не дала возможности всем желающим вдоволь пообщаться с выздоравливающим. Она затолкала его в купе и разрешила большинству присутствующих только помахать ему ручкой. Оля так и сделала, закрытая широкими спинами своих учителей и одноклассников. Ей хотели поручить дарить директору цветы, но она категорично заявила, что от учеников это должен делать комсорг школы, а не она, чем заслужила его благодарный взгляд и не только.

На выпускном вечере он уже приглашал ее на третий танец подряд, а между танцами занимал ее дурацкими разговорами. Чем привлек внимание не только своей подруги, которая, впервые в своей жизни столкнувшись с непостоянством отдельных мужчин, уже, чуть не плача, наблюдала за ними, но и остальных участников торжества. А лишнее внимание, это последнее в чем нуждалась Оля этим летним вечером 22 июня 1935 года. Она слишком долго готовилась к этому торжеству. В отличии от остальных девушек, кроме нового платья, босоножек и прически, Оля позаботилась о фонарике и ключе от директорского кабинета, который так и лежал вместе с другими ключами в углублении между двумя разлогими ветками в парке, куда она их спрятала в свое время. Тогда, чисто интуитивно, ей не захотелось их просто выбрасывать. Она не планировала их использовать, но и выкинуть просто так не хотелось. Во-первых, могли найти и отнести в милицию, что уже само по себе было нежелательно, во-вторых, ключи, даже ненужные, психологически трудно выбросить. А теперь очень даже пригодились.