Я меч, я пламя! - Страница 51

– Кого в первую очередь следует отправить из Москвы, с вашей точки зрения?

– Уборевича и Тухачевского.

– Вы их считаете самыми опасными?

– Да, товарищ Сталин. У них большой авторитет в войсках. И как следует из последних данным оперативного наблюдения, их встревожила отставка Ягоды. Теперь уже ясно, что Ягода несколько последних лет прикрывал их, те данные по Тухачевскому которые он получил от меня еще больше года назад, он дальше, вам или Ворошилову не передал. Поэтому медлить нельзя. Но арестовывать их в Москве я бы не советовал.

– Ну что ж. В этом есть смысл. Товарищ Ежов определите сотрудников занятых по этому делу, раз люди ждут. У вас готовы помещения, куда они могут переехать с материалами дела?

– Все готово, товарищ Сталин.

– Тогда распорядитесь, а вы, товарищ Артузов, пока, почитайте это письмо, которое получил товарищ Ежов.

Сталин протянул Артузову несколько листов бумаги отпечатанных на машинке. Просмотрев их, Артузов отметил, что машинка, судя по шрифту, новая, ни даты, ни подписи нигде не стояло. По смыслу это была анонимка на него, причем события и факты были искусно подобраны, чтоб подтвердить основную мысль. Ягода – тайный троцкист, Артузов – его пособник, который покрывает во внешней разведке двойных агентов и троцкистов. Дальше шел перечень агентов отмеченных этим несмываемым пятном.

– Что вы можете сказать по поводу изложенных фактов, товарищ Артузов?

– Факты все изложены точно, товарищ Сталин, и перечисленные агенты безусловно троцкисты, некоторых из них мы обосновано подозреваем в двойной игре и соответственно используем. Это особенность внешней разведки, товарищ Сталин, там мало рыцарей и достаточно много грязи.

– Мы это все знаем, товарищ Артузов. Что вы можете сказать по поводу автора этой записки?

– К сожалению, из текста можно сделать только единственный вывод – это мой бывший заместитель по ИНО, вр.и.о. начальника ИНО, товарищ Слуцкий. Никто другой не обладает такой полной информацией.

– А почему к сожалению?

– Неприятно разочаровываться в людях, товарищ Сталин, я уважал товарища Слуцкого, он опытный работник и профессионал.

– В таких случаях говорят "к счастью", товарищ Артузов, когда знаешь кто твой враг, а кто твой друг – это большое счастье.

Сталин замолчал и задумчиво ходил по кабинету, не обращая внимания на Артузова. Затем внезапно остановился и направив на него трубку, спросил

– Как вы оцениваете состояние дел в Разведупре РККА?

– Дела наладились. Конспирация, методы работы сотрудников изменились к лучшему. Я доволен проведенной работой, товарищ Сталин.

– Значит, вы можете вернуться на прежнюю должность. Завтра вы получите приказ. Думаю, для товарища Слуцкого это будет приятной неожиданностью.

– Слушаюсь, товарищ Сталин.

***

Оля сидела с Толиком в кинотеатре, на последнем ряду. Они смотрели фильм "Чапаев". Толик сегодня сдал на норматив "Ворошиловского стрелка" первой ступени, и Оля в честь этого согласилась на культпоход в кино. Поскольку фильм этот шел уже второй год подряд, вся страна знала его практически наизусть. Поэтому они мало смотрели на экран, а в основном целовались. Распалившись, Оля все пыталась подобраться поплотнее к Толику, но он отбивался, не давая чинить над собой насилия, и смущенно шептал.

– Ну что ты делаешь, Оля, люди кругом, – а она упорно лезла к его ремню, пытаясь его расстегнуть, приговаривая.

– Перестань, Толик, что ты как маленький, люди кино пришли смотреть, а не на тебя.

– Это ты перестань! Что ты лезешь ко мне, как последняя блядь!

Мир поскучнел, в груди что-то тупо заныло. Оля взяла пальто и, быстро выбежав из кинотеатра, заскочила в первый же подъезд. Из дверей кинотеатра выбежал одетый в шинель и застегнутый на все пуговицы Толик. Осмотрев пустынную улицу, освещенную редкими фонарями, он бросился в направлении ближайшей трамвайной остановки, непрерывно вращая головой во все стороны.

Подождав, пока он скроется за поворотом, Оля вышла из подъезда и пошла в противоположную сторону. Ее губы шептали незнакомую песню со странной мелодией.

В городе, вечером, мираж неоновых огней,

Знаешь, я, сильная, но одиночество сильней…

Но сильней, пустота, губ сухих немота

Меня ты выслушать сумей…

Школьница, я все-таки в душе, все та же школьница,

От обид все также под лопаткою болит.

Хочется, мне так тебе в любви признаться хочется…

– Но, видно, не судьба, – грустно сказала Оля и попыталась разобраться, куда это она забрела.

– Если поворачивать все время направо, выйдешь из любого лабиринта. Вот хороший случай проверить математику практикой, – сказала она вслух и повернула в ближайший правый переулок.

Была у Оли мысль, что надежней все-таки развернуться на сто восемьдесят градусов, но возвращаться, плохая примета, твердо сказала она самой себе и не послушалась надежной мысли. Переулок был темный и неровный. Но Оля твердо знала, что отважные герои всегда идут в обход, поэтому смело продолжила свой путь. Не успела она найти следующий поворот направо, как дорогу ей заступила темная фигура.

– Быстро снимай котлы и побрякушки, шмара!

– И трусы тоже снимай, гы, гы, гы, – радостно заржал над своей такой удачной шуткой второй персонаж, стоявший чуть слева.

– Хорошо, – просто и спокойно согласилась Оля, продолжая двигаться к темной фигуре.

– Стой, шмара, – согнул в локте свою правую руку первый, демонстрируя заточку из напильника.

– Стою, – покорно согласилась Оля. Подойдя практически к острию, она сильно ударила указательным пальцем правой руки в глаз вымогателя. Левой рукой она схватила заточку, чтоб она не упала вместе с хозяином, и легко перебросила ее в правую руку, словив обратным хватом.