Я меч, я пламя! - Страница 21

– На первый раз хватит, Оля. Отдашь конверт Ильину. Надеюсь, ты будешь поступать в МГУ?

– Это моя мечта!

– Когда подашь документы в приемную комиссию, скажешь мне, я прослежу чтоб не было никаких неожиданностей.

– Спасибо вам! – Оля взяла конверт, вдруг, подскочила, поцеловала его щеку и выбежала за двери.

Какой она еще ребенок, подумал профессор, провожая взглядом ее покачивающиеся бедра. На следующей лекции, он был непривычно жизнерадостным и веселым, о чем студенты не преминули сказать.

– Работа с молодежью подымает настроение, – ответил профессор.

Студенты задумались. Кого он имел в виду? Если их, то почему он так весел только сегодня? Но задавать эти вопросы не решились. Они не имели отношения к теме лекции, а профессор очень не любил вопросов на посторонние темы.

***

Выйдя от профессора, Оля села на трамвай и поехала в школу. По дороге она купила газету "Вечерняя Москва", переписала в тетрадку номер телефона редакции и фамилию одного из репортеров.

– Могу я поговорить с товарищем Аносовым?

– …

– А когда он будет?

– …

– А не подскажете как его имя, отчество?

– …

– Спасибо большое!

Дописав полученную информацию в тетрадку, Оля порвала первое письмо и конверт, а ходатайство переложила в новый. Затем направилась в кабинет директора. Школа была пустынной, первая смена закончила свою работу, вторая еще не пришла. Оля уже знала, что директор обычно сидит в школе до пяти, затем уходит домой. Постучав к нему в кабинет, Оля вошла, и достала ходатайство.

– Здравствуйте Николай Васильевич!

– Чего тебе, Стрельцова?

– Николай Васильевич, я вас очень прошу, и вот ходатайство с МГУ, разрешите мне сдать экзамены за среднюю школу. Прошу вас, поверьте мне, это очень важно, не только для меня.

Внимательно прочитав ходатайство, он откинулся на кресле и разглядывал Олю как какое-то диковинное животное. В глазах его была та непередаваемая смесь презрения и превосходства, которое испытывает ничтожная личность, имеющая власть над другим человеком.

– Шустрая ты девушка, Стрельцова. Без году неделя в Москве, а уже ходатайство профессора принесла.

– Вы знаете, Николай Васильевич, я еще разговаривала с одним из журналистов "Вечерней Москвы" Аносовым Виктором Степановичем. Он обещал о вас, и о нашей школе репортаж написать, и сказал, что придет на выпускные экзамены, посмотреть, как меня опрашивать будут, я сказала, только самым строгим образом. Николай Васильевич, допустите меня к экзаменам, поверьте, я никогда этого не забуду, сделаю и вам, и школе, в недалеком будущем много хорошего и полезного.

– Напрасно ты это делаешь Стрельцова. Я тебе сказал, раньше чем через год ничего у тебя не получится. Можешь сюда хоть всех журналистов приводить. Мы еще посмотрим, откуда ты приехала, попросим характеристику прислать. Почитаем, что они нам напишут. Может так случиться, что и через год я не смогу тебе дать разрешение на досрочную сдачу. А не нравится, иди в другую школу. Посмотрим, что тебе там скажут.

Николай Васильевич с удовольствием рассматривал готовую расплакаться девочку, стоящую с опущенной головой, и думал, что она будет делать, дальше просить, или начнет плакать. А вот когда она начнет плакать, он поставит на ходатайстве этого профессора резолюцию, вернуться к рассмотрению этого вопроса через год. Его подмывало написать это уже, но нужно дождаться пока она расплачется. Иначе не будет настоящего педагогического эффекта, Оля должна почувствовать строгость, и научиться подчиняться.

Николай Васильевич оскорбился, если бы кто-то посмел назвать его скрытым садистом. Он педагог, и то, что он испытывает удовольствие от своей работы, просто означает, что это его призвание, воспитывать детей, учить их послушанию.

Оля молча рассматривала досчатый пол, крашенный коричневой краской, стараясь не выдать ничем своего состояния. Она понимала, все разговоры напрасны, у нее ничего не выйдет. Этого человека интересует только возможность показать свою власть, ничем другим его не купишь. Это для него самое большое удовольствие и радость в жизни. Она резко двинулась к нему, так что он инстинктивно откинулся к спинке стула, и ловко сдернув ходатайство со стола, спрятала назад себе в сумку. В ее глазах выступили слезы. Со словами,

– Вы же мне жизнь ломаете, Николай Васильевич, – Оля вышла из кабинета. Не успел, со злостью подумал директор, хитрая дрянь, наверняка пойдет в другие школы ходатайство показывать. Ничего, все равно мне позвонят, посмотрим, кто рискнет из-за этой малявки со мной портить отношения.

Смахнув слезы, Оля криво улыбнулась, ее взгляд стал злым и холодным. Она зашла в библиотеку, поздоровалась с работницей читального зала, которая уже ее узнавала, набрала книг, немного почитала и вышла на улицу с пустой старой сумкой которую она использовала вместо портфеля. На дне лежала газета "Вечерняя Москва". На улице было жарко, и она сняла свою серую полотняную курточку и осталась в легком платье, подпоясанная матерчатым пояском. Зайдя в магазин готового платья, она купила темные мужские штаны, большой носовой платок, и белый картуз. Выйдя из магазина, двигаясь в сторону своей школы, она зашла в первый попавшийся подъезд, быстро взбежала на площадку перед чердаком, и переоделась. Надев штаны, курточку прямо на майку, белый картуз на голову, спрятав платье и бюстгальтер в сумку, она продолжила движение в сторону школы, усиленно высматривая что-то по дороге.

Недолго поискав, Оля нашла в куче крупной щебенки более-менее круглый камень величиной с кулак, замотав его в носовой платок, кинула в сумку. Подойдя к школе, она выбрала подъезд дома расположенный напротив центрального входа в школу, и поднялась на пролет между первым и вторым этажом, окно которого смотрело в нужную сторону. Обидно будет, если опоздала, завтра уже все придется менять, подумала она. Усевшись на подоконник, она достала газету и начала ее читать, поглядывая на центральный вход. Между делом, достала камень, два противоположных по диагонали концы платка затянула сильно, завязав на мертвый узел, два других связала узлом с небольшой слабиной. Под неплотно завязанными концами пропустила полотняный ремешок от платья. Сделав на концах ремешка петли, надела их на правую руку. Получился своеобразный кистень длиной чуть меньше пятидесяти сантиметров. Потренировавшись, выпуская из кулака камень на пояске, сразу проводить верхний круговой удар кистенем, посидев около десяти минут, она встала, и перешла в соседний подъезд, где заняла аналогичную позицию. За все время мимо прошел лишь один человек, от которого она полностью закрылась газетой. На второй точке ей повезло больше, когда она уже собралась в очередной раз менять местоположение, директор с портфелем в руках вышел со школы и не спеша, направился к остановке трамвая. Следом за ним двигался невысокий паренек в белом картузе с сумкой в руке. Он сутулился и смотрел вниз, прохожим открывался вид в основном на его большой картуз с широким козырьком. Сойдя с трамвая, на одной и той же остановке, они пошли дальше, паренек достал что-то из сумки и взял в правую руку, переложив сумку в левую. Он шел сзади, значительно отстав, ни разу не глянув на мужчину идущего спереди, и никто не мог бы сказать, что он его преследует. Лишь когда мужчина явно направился к одному из подъездов, паренек прибавил шаг, сокращая дистанцию.